Тамарa Эйдельман
«НЕ ТО КОНСТИТУЦИИ, НЕ ТО СЕВРЮЖИНЫ С ХРЕНОМ…»
«Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то взять бы да ободрать кого-нибудь. Заполучить бы куш хороший — и в сторону. А потом, „глядя по времю“, либо севрюжины с хреном закусить, либо об конституции помечтать», — писал Салтыков-Щедрин в 1876 году. Севрюжина с хреном в тот момент, безусловно, была куда более реальным вариантом, чем конституция.
Но вот прошло тридцать лет — грянула революция 1905 года, в октябре замерла жизнь в Петербурге и Москве, забастовали железнодорожники, рабочие, учителя, студенты, актеры, журналисты — и Николаю II ничего не оставалось, кроме как пойти на уступки. Вариант с введением чрезвычайного положения и подавлением выступлений рассматривался, но был отвергнут. 17 октября 1905 года царь издал манифест.
Тут сразу вспоминаются издевательские строки большевика П. Арского:
«Царь испугался, издал манифест:
„Мертвым свобода! Живых под арест!“
Тюрьмы и пули
Народу вернули…
Так над свободой поставлен был крест!»
Не знаю, понял ли позже Павел Александрович Афанасьев, писавший под псевдонимом П.Арский, доживший до 1967 года, какую глупость он написал в 1905-м. Обнародование Манифеста 17 октября, действительно, сопровождалось волнениями, кровавыми столкновениями левых и правых, еврейскими погромами. Вот только после его введения наступило невероятно свободное время. Произошла политическая амнистия, была введена свобода слова, собраний, шествий и так далее. А главное, вскоре произошли выборы в Государственную Думу. Так в России появился свой законодательный орган, свой парламент.
Дума собралась в апреле 1906 года. За несколько дней до ее открытия произошло другое важное событие — был издан «Свод основных государственных законов Российской империи». Все действовавшие законы были когда-то, еще в 30-е годы XIX века собраны вместе и изданы Сперанским, но теперь, когда столько всего изменилось, надо было законодательно закрепить изменения.
В новой редакции Свода законов были зафиксированы новые права Государственного Совета и впервые определены права Государственной Думы. Статья 110 гласила: «Законодательные предположения рассматриваются в Государственной Думе и, по одобрению ею, поступают в Государственный Совет».
Слово «конституция», естественно, нигде не упоминалось. Конституции — они где-то там, на развращенном западе, их народ вырывает силой у государей, их принимает какой-нибудь якобинский Конвент. А здесь государь сам, своей волей даровал Манифест, а теперь издал новую редакцию Свода законов. На тот факт, что воля эта проявилась у царя явно под влиянием народа, предпочитали внимания не обращать. По сути дела Свод законов 1906 года был Конституцией — ограниченной, «конституцией куцой» — как напишет Блок в 1908 году, — но все равно Конституцией, открывавшей новую эпоху в российской жизни…
Собравшаяся в апреле I Государственная Дума настолько рьяно взялась обсуждать вопрос о наделении крестьян землей, что власть испугалась — и распустила ее. Вместо 5 лет, которые были ей определены тем самым Сводом законов, она просуществовала всего 72 дня. Император, впрочем, имел право распускать Думу, после этого, как и полагалось по закону, были назначены новые выборы, 20 февраля 1907 года собралась II Дума, которая оказалась еще более революционной, чем предыдущая. Эта продержалась 102 дня.
1 июня 1907 года премьер-министр Столыпин на закрытом заседании Думы заявил, что депутаты социал-демократы участвуют в заговоре против правительства, и потребовал, чтобы Дума лишила их неприкосновенности. Когда депутаты не подчинились сразу, а захотели, видите ли, создать комиссию и разобраться в обвинениях, то 3 июня Дума была распущена.
А после этого были предприняты меры для того, чтобы следующая Дума уже не была такой революционной. Избирательный закон изменили так хитро, чтобы больше голосов получили люди, проходившие по отдельной курии с высоким имущественным цензом, то есть, попросту говоря, те, кто побогаче. Заодно еще сократили представительство излишне революционных «окраин», уменьшив число кавказцев и поляков и увеличив количество русских.
III Дума оказалась действительно более управляемой и единственной, которая просуществовала весь полагавшийся ей пятилетний срок. Но проблема заключалась в том, что распускать Думу и назначать новые выборы царь имел право, а вот менять избирательный закон без утверждения Думы — нет. Это было прямо запрещено 87 статьей того самого свода законов, изданного 23 апреля 1906 года. Но что делать — царь хозяин своему слову — хочет дает, хочет назад берет.
Вот только прошло еще около десяти лет, и когда в конце 1916 года отношения между царем и следующей, уже IV Думой опасно напряглись, то многие депутаты вспоминали события 3 июня 1907 года и, конечно, спрашивали себя — а не совершит ли царь еще один «государственный переворот»? Не решит ли он теперь вообще убрать из Конституции упоминание о Думе? Мало ли что теперь ему придет в голову на фоне разраставшегося конфликта, после убийства Распутина?
Не скажу, что это было главной причиной, подтолкнувшей многих думцев к тому, чтобы требовать отречения Николая II, кризис был уже очень глубоким. Но изменение в 1907 году конституции было одним из многих, и весьма важным шагом, совершенным царем на пути к крушению монархии и собственной гибели. И не только собственной.
Как там писал Салтыков-Щедрин: «Ах, прах ее побери, эту конституцию! Как ты около нее ни вертись, а не дается она, как клад в руки! Кажется, мильон живых севрюжин легче съесть, нежели эту штуку заполучить!»
